Я решил поехать в Оренбург, где у меня был приятель, который мог меня приютить хотя бы на несколько дней. Но как получить железнодорожный билет? Говорят, что с тех пор как Каганович стал народным комиссаром транспорта, поезда идут лучше. Рассказывают даже, что теперь каждый может прямо подойти к железнодорожной кассе и купить билет. До недавнего времени билеты раздавало ГПУ и "управление делами" учреждения или завода (по существу вроде отдела ГПУ). В Москве существует агентство по продаже билетов, недавно открытое на Кузнецком Мосту. Направляюсь туда, -- ни живой души. Много окошек с номерами, безо всяких указаний. Только над одним окошком написано "справочное бюро". "Есть ли у вас мягкое плацкартное место в Оренбург?", обращаюсь я к служащему. Он мне кратко отвечает: "Чорт его знает". Меня этот ответ не удивляет -- это обычный ответ во всех русских справочных бюро. Подхожу ко всем окошкам, по очереди, пока не добиваюсь раз'яснения: "Если вы просите телеграфно билет из другого города, агентство принимает заказ и сообщает на какой день имеются свободные места. Из Москвы же билеты продаются только в тот же день, за три часа до отхода поезда". Одним словом, он мне сказал, что билетов нет.
Отказавшись от надежды получить мягкое плацкартное место, я направился на вокзал, где продаются билеты на "жесткие" места. Здесь картина была совсем иная. Сотни и сотни людей, оборванных и грязных, стоят в очереди перед окошком... Терпеливо становлюсь в очередь и я. Сосед говорит мне тихим голосо<м>: "Раньше отправляли три поезда в Казакстан. Теперь только один. Каганович выполняет план транспорта товаров, сокращая пассажирские поезда. Он рассчитал, что достаточно одного поезда в день, чтобы перевозить бюрократию". Когда после четырех часов ожидания приходит моя очередь, служащий предлагает мне билет на поезд через пять дней. Других нет. Но я вынужден отказаться, так как, если я не уеду на следующее утро, мне придется ночевать на улице.
Один приятель подал мне мысль, поговорить с каким нибудь "типом" из Профкома завода и предложить ему бутылку водки. Мысль эта мне показалась блестящей. Я сразу предложил "типу" бутылку водки, которую он принял с удовольствием, и обещал ему вторую после получения билета. Через два часа у меня в кармане был билет в Оренбург. При передаче билета "тип" сказал мне на ухо: "Когда вам нужны будут билеты для вас или для ваших друзей, приходите всегда ко мне". Очевидно, он был больше в курсе дела, чем агентство Кагановича.
(II) Разговор с железнодорожником
Поезд состоит из двадцати вагонов, из которых только один, мягкий, занят высшими чиновниками и крупными бюрократами. При каждом вагоне постоянный контролер и агент ГПУ. Кроме того еще семь служащих, которые расхаживают по поезду, и персонал, обслуживающий паровоз. Всего около 50 чиновников. Мне это показалось чудовищным. В любой стране достаточно самое большее десяти человек для обслуживания обыкновенного поезда.
Я попросил у контролера матрац, и получил грубый ответ, что матрацов нет. (А у него самого и у гепеура было по три матраца).
Но за день я успел подружиться с контролером. Я ему предложил несколько папирос. Мы разговорились, он понял, что я иностранец. Вечером я пригласил его выпить стакан пива. Он стал рассказывать мне о своей тяжелой работе, которой он очень недоволен, так как она плохо оплачивается. У него больная жена и трое детей. Номинально он зарабатывает 300 рублей в месяц, которые превращаются в 260 из за вычетов (обязательный заем, профессиональный союз и партийный взнос, налоги и т. д.). Он платит 30 рублей в месяц за комнату, и у него остается на расходы около 8 рублей в день. У него дома теперь, когда уже стало немного лучше, едят суп из капусты, селедку и чай. Вот примерные цены (на 1 кило): черный хлеб 1 рубль, морковь - 30 копеек, картофель - 30 коп., капуста - 80 копеек, масло - 20 рублей, селедка - 6 рублей, чай, самый плохой, - 3 рубля 50 коп. за 50 гр., сахар - 6 рублей 50 копеек. У него не остается ни копейки ни на одежду, ни на развлечения. Приходится всяческими способами изворачиваться и устраиваться.
Он покупает на маленьких станциях продукты у крестьян и перепродает их в Москве. Крестьянам же он продает ситец, ботинки и калоши, купленные в Москве. Мне он за десятку дает матрац. "При этом, говорит он, мое положение считается уже "хорошим". Большинство железнодорожников, зарабатывает меньше, гораздо меньше. Но они тоже устраиваются. У нас, железнодорожников, самый популярный лозунг: "Кто не крадет, тот не ест". Теперь мы милитаризованы. Говорят, что на железных дорогах саботаж и нет дисциплины. А правда о том, что с машин и особенно с людей требуют гораздо больше того, что они могут дать. Люди голодны, обессилены, они бьются над вопросом как свести концы с концами. Вы понимаете, что они плохо работают, да и не имеют желания работать лучше... В сущности, делают то, что могут. Правда, по всякой малейшей причине приговаривают к расстрелу. Живешь в атмосфере, раскаленной террором. Но дело не пойдет, пока в Москве не вобьют себе самую простую вещь в голову: рабочему надо предоставить минимум удобств и надо иметь больше уважения к человеческому достоинству. Мы строители социализма?..". На этом измученном, усталом и грустном лице появляется, как гримаса, горькая улыбка. Он безнадежно машет рукой, как бы говоря: "бросим говорить глупости!".
Бюллетень оппозиции (большевиков-ленинцев), N 54-55, Март 1937 г.,
